Я жить не могу настоящим, 

          Я люблю беспокойные сны,

Под солнечным блеском палящим 

          И под влажным мерцаньем луны.

Я жить не хочу настоящим, 

          Я внимаю намекам струны,

Цветам и деревьям шумящим 

          И легендам приморской волны.

Желаньем томясь несказанным, 

          Я в неясном грядущем живу,

Вздыхаю в рассвете туманном 

          И с вечернею тучкой плыву.

И часто в восторге нежданном 

          Поцелуем тревожу листву.

Я в бегстве живу неустанном, 

          В ненасытной тревоге живу.

Пойду в долины сна,

Там вкось растут цветы,

Там падает Луна

С бездонной высоты.

Вкось падает она,

И все не упадет.

В глухих долинах сна

Густой дурман цветет.

И странная струна

Играет без смычков.

Мой ум - в долинах сна,

Средь волн без берегов.

Мне кажется, что я не покидал России,

И что не может быть в России перемен.

И голуби в ней есть. И мудрые есть змии.

И множество волков. И ряд тюремных стен.

Грязь "Ревизора" в ней. Весь гоголевский ужас.

И Глеб Успенский жив. И всюду жив Щедрин.

Порой сверкнет пожар, внезапно обнаружась,

И снова пал к земле земли убогий сын.

Там за окном стоят. Подайте. Погорели.

У вас нежданный гость. То - голубой мундир.

Учтивый человек. Любезный в самом деле.

Из ваших дневников себе устроил пир.

И на сто верст идут неправда, тяжба, споры,

На тысячу - пошла обида и беда.

Жужжат напрасные, как мухи. разговоры.

И кровь течет не в счет. И слезы - как вода.

Настигаю. Настигаю. Огибаю. Обгоню.

Я колдую. Вихри  чую. Грею сбрую я коню.

Конь мой спорый. Топи, боры, степи, горы пролетим.

Жарко дышит. Мысли слышит. Конь - огонь и побратим.

Враг мой равен. Полноправен. Чей скорей вскипит бокал?

Настигаю. Настигаю. Огибаю. Обогнал.

Хороша эта женщина в майском закате,

Шелковистые пряди волос в ветерке,

И горенье желанья в цветах, в аромате,

И далекая песня гребца на реке.

Хороша эта дикая вольная воля;

Протянулась рука, прикоснулась рука,

И сковала двоих - на мгновенье, не боле,-

Та минута любви, что продлится века.

Мой друг, есть радость и любовь,

Есть все, что будет вновь и вновь,

Хотя в других сердцах, не в наших.

Но, милый брат, и я и ты -

Мы только грезы Красоты,

Мы только капли в вечных чашах

Неотцветающих цветов,

Непогибающих садов.

Нет дня, чтоб я не думал о тебе,

Нет часа, чтоб тебя я не желал.

Проклятие невидящей судьбе,

Мудрец сказал, что мир постыдно мал.

Постыдно мал и тесен для мечты,

И все же ты далеко от меня.

О, боль моя! Желанна мне лишь ты,

Я жажду новой боли и огня!

Люблю тебя капризною мечтой,

Люблю тебя всей силою души,

Люблю тебя всей кровью молодой,

Люблю тебя, люблю тебя, спеши!

Как живые изваянья, в искрах лунного сиянья,

Чуть трепещут очертанья сосен, елей и берез;

Вещий лес спокойно дремлет, яркий блеск луны приемлет

И роптанью ветра внемлет, весь исполнен тайных грез.

Слыша тихий стон метели, шепчут сосны, шепчут ели,

В мягкой бархатной постели им отрадно почивать,

Ни о чем не вспоминая, ничего не проклиная,

Ветви стройные склоняя, звукам полночи внимать.

Чьи-то вздохи, чье-то пенье, чье-то скорбное моленье,

И тоска, и упоенье,- точно искрится звезда,

Точно светлый дождь струится,- и деревьям что-то мнится

То, что людям не приснится, никому и никогда.

Это мчатся духи ночи, это искрятся их очи,

В час глубокой полуночи мчатся духи через лес.

Что их мучит, что тревожит? Что, как червь, их тайно гложет?

Отчего их рой не может петь отрадный гимн небес?

Всё сильней звучит их пенье, всё слышнее в нем томленье,

Неустанного стремленья неизменная печаль,-

Точно их томит тревога, жажда веры, жажда бога,

Точно мук у них так много, точно им чего-то жаль.

А луна всё льет сиянье, и без муки, без страданья

Чуть трепещут очертанья вещих сказочных стволов;

Все они так сладко дремлют, безучастно стонам внемлют

И с спокойствием приемлют чары ясных, светлых снов.

Я буду ждать тебя мучительно, 

Я буду ждать тебя года, 

Ты манишь сладко-исключительно, 

Ты обещаешь навсегда.

Ты вся - безмолвие несчастия, 

Случайный свет во мгле земной, 

Неизъясненность сладострастия, 

Еще не познанного мной.

Своей усмешкой вечно-кроткою, 

Лицом, всегда склоненным ниц, 

Своей неровною походкою 

Крылатых, но не ходких птиц,

Ты будишь чувства тайно-спящие, 

И знаю, не затмит слеза 

Твои куда-то прочь глядящие, 

Твои неверные глаза.

Не знаю, хочешь ли ты радости, 

Уста к устам, прильнуть ко мне, 

Но я не знаю высшей сладости, 

Как быть с тобой наедине.

Не знаю, смерть ли ты нежданная 

Иль нерожденная звезда, 

Но буду ждать тебя, желанная, 

Я буду ждать тебя всегда.

Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце

        И синий кругозор.

Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце

        И выси гор.

Я в этот мир пришел, чтоб видеть море

        И пышный цвет долин.

Я заключил миры в едином взоре.

        Я властелин.

Я победил холодное забвенье,

        Создав мечту мою.

Я каждый миг исполнен откровенья,

        Всегда пою.

Мою мечту страданья пробудили,

        Но я любим за то.

Кто равен мне в моей певучей силе?

        Никто, никто.

Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце,

        А если день погас,

Я буду петь... Я буду петь о Солнце

        В предсмертный час!

Я вольный ветер, я вечно вею,

Волную волны, ласкаю ивы,

В ветвях вздыхаю, вздохнув, немею,

Лелею травы, лелею нивы.

Весною светлой, как вестник мая,

Целую ландыш, в мечту влюбленный,

И внемлет ветру лазурь немая,

Я вею, млею, воздушный, сонный.

В любви неверный, расту циклоном,

Взметаю тучи, взрываю море,

Промчусь в равнинах протяжным стоном -

И гром проснется в немом просторе.

Но, снова легкий, всегда счастливый,

Нежней, чем фея ласкает фею,

Я льну к деревьям, дышу над нивой

И, вечно вольный, забвеньем вею.

Я люблю далекий след - от весла,

Мне отрадно подойти - вплоть до зла,

И его не совершив - посмотреть,

Как костер, вдали за мной - будет тлеть.

Если я в мечте поджег - города,

Пламя зарева со мной - навсегда.

О мой брат! Поэт и царь - сжегший Рим!

Мы сжигаем, как и ты,- и горим!

- *** -

Я мечтою ловил уходящие тени,

Уходящие тени погасавшего дня,

Я на башню всходил, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня.

И чем выше я шел, тем ясней рисовалисль,

Тем ясней рисовались очертанья вдали,

И какие-то звуки вдали раздавались,

Вкруг меня раздавались от Небес и Земли.

Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,

Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,

И сияньем прощальным как будто ласкали,

Словно нежно ласкали отуманенный взор.

И внизу подо мною уж ночь наступила,

Уже ночь наступила для уснувшей Земли,

Для меня же блистало дневное светило,

Огневое светило догорало вдали.

Я узнал, как ловить уходящие тени,

Уходящие тени потускневшего дня,

И все выше я шел, и дрожали ступени,

И дрожали ступени под ногой у меня.

- Я не знаю мудрости -

Я не знаю мудрости годной для других, 

Только мимолетности я влагаю в стих. 

В каждой мимолетности вижу я миры, 

Полные изменчивой радужной игры.

Не кляните, мудрые. Что вам до меня? 

Я ведь только облачко, полное огня. 

Я ведь только облачко. Видите: плыву. 

И зову мечтателей... Вас я не зову!

- Я с ужасом теперь читаю сказки... -

Я с ужасом теперь читаю сказки -

Не те, что все мы знаем с детских лет. 

О, нет: живую боль - в ее огласке 

Чрез страшный шорох утренних газет.

Мерещится, что вышла в круге снова 

Вся нежить тех столетий темноты:

Кровь льется из Бориса Годунова, 

У схваченных ломаются хребты.

Рвут крючьями язык, глаза и руки. 

В разорванный живот втыкают шест, 

По воздуху в ночах крадутся звуки -

Смех вора, вопль захватанных невест. 

Средь бела дня - на улицах виденья, 

Бормочут что-то, шепчут в пустоту, 

Расстрелы тел, душ темных искривленья, 

Сам дьявол на охоте. Чу! - "Ату!

Ату его! Руби его! Скорее!

Стреляй в него! Хлещи! По шее! Бей!"

Я падаю. Я стыну, цепенея.

И я их брат? И быть среди людей!

Постой. Где я? Избушка. Чьи-то ноги. 

Кость человечья. Это - для Яги? 

И кровь. Идут дороги всё, дороги. 

А! Вот она. Кто слышит? Помоги!

(Декабрь 1905)