ГЛАВНАЯ
>>
Литературно-критические статьи
>>
Тема любви в русской литературе XX века
Тема любви – вечная, как само чувство, ее
породившее, одухотворяла искусство всех времен и
народов. Но в каждую эпоху выражала какие-то
особые нравственно-эстетические ценности. В
русской литературе XX
в. эта тема приобрела новое звучание, поскольку
проникновение в диссонансы человеческой души
вызвало мечту о ее полной «переплавке». Вполне
можно утверждать, что целостную концепцию жизни
художники во многом определяли через постижение
сущности любви.
К
истолкованию этого дара как могучей,
преобразующей силы сначала пришла философская
мысль. Соловьев выделил «половую любовь» - между
мужчиной и женщиной – среди других видов этого
чувства (братского, родительски-сыновнего и пр.)
и развенчал взгляд на нее некоторых создателей
классической философии, в частности
А.Шопенгауэра. Неприятие вызвало признание
«половой любви» «за средство родового инстинкта,
или за орудие размножения», равно и за
«обольщение, употребляемое природой или мировой
волей для достижения ее особых целей». Для
Соловьева чисто плотское влечение (данность
реального существования) ничего общего не имело
с любовью. Но он не отрицал, напротив, всемерно
укрупнял значение телесной страсти. Именно ее
горение дает «высший расцвет» индивидуальности.
Более того, «половая любовь» спасает людей от
одиночества и эгоизма: она важна «как
перенесение всего нашего жизненного интереса из
себя в другое», как «действительное и
неразрывное соединение двух жизней в одну». Но и
такими достижениями не ограничил Соловьев
открывшихся перед страстно любящей личностью
возможностей. Тяготение к идеальному образу
приводит к творчеству – к преобразованию «по
этому истинному образцу не соответствующей ему
действительности». Не принимая христианского
призыва к аскетизму, подавлению якобы греховной
плоти, философ поклонялся созидательному началу
любви: «Ложная духовность есть отрицание плоти,
истинная духовность есть ее перерождение,
спасение, воскресение». Раскрыл Соловьев и венец
этих метаморфоз: «… путь высшей любви,
совершенно соединяющей мужское с женским,
духовное с телесным, есть соединение или
взаимодействие божеского с человеческим…».
Некоторые религиозные мыслители младшего
поколения (В.Розанов, Н.Бердяев, Л.Карсавин)
по-своему развивали положение труда Соловьева
«Смысл любви»; другие (С.Булгаков, С.Франк) не
соглашались с признанием в «половой любви»
высшего типа человеческого чувства. Но все
видели в нем источник духовного обновления.
Н.Бердяев убежденно писал: «Эрос, о котором так
таинственно учил Христос, которым хотел
соединить людей в Боге, - не родовая любовь, а
личная и соборная, не природная любовь, а
сверх-природная, не дробящая индивидуальность во
времени, а утверждающая ее в вечности». С.Франк,
указывая на «трагическую иллюзорность
эротической любви» (разновидности ложного
идолопоклонства), не сомневался в том, что
«любовь есть вообще драгоценное благо, счастье и
утешение человеческой жизни – более того,
единственная подлинная ее основа.
В
словесном искусстве были прямые последователи
гуманистической философии В.Соловьева –
символисты; группа А.Белого так и называла себя
– «соловьевцами». Помимо непосредственного
влияния, создатели поэзии и прозы неоднородной
эстетической направленности самостоятельно,
следуя логике своего жизненного и литературного
опыта, пришли к раскрытию даже тягостных
испытаний несчастной любви как величайшего
стимула человеческого преображения. Поэтому
любовные муки по-разному сближались с муками
творчества, чаще – художественного.
Измена женщины воспринимается лирическим героем
Н.Гумилева (сборник «Жемчуга») утратой самой
дорогой способности души – «уменья летать».
Однако в страданиях рождается страстное желание
«заворожить садов мучительную даль», в смерти
найти «острова совершенного счастья».
Безответная любовь (сборник «Костер») все-таки
влечет «сердце к высоте», «рассыпая звезды и
цветы». А в радостном сближении с любимой
обретается новая прекрасная страна мечты
(сборник «Огненный столп»):
Там, где все сверканье, все движенье,
Пенье все, - мы там с тобой живем;
Здесь же только наше отраженье
Полонил гниющий водоем.
А.Ахматова восприняла свои горькие
разочарования, потери источником вдохновения:
«легче стало без любви» - «одной надеждой меньше
стало, / Одною песней больше будет». Из пепла
сожженного чувства возрождается, как птица
Феникс, самоотреченная тяга к поэзии:
Тяжела ты, любовная память!
Мне в дыму твоем петь и гореть,
А другим – это только пламя,
Чтоб остывшую душу греть.
Интимные переживания донесены всюду, нередко
средствами конкретных, «вещных» деталей. Тем не
менее, образ идеала оттеснен воплощение того или
иного смысла любви: торжества мечты, взлета
духа, победы певческого дара… Высокое чувство
становится исходом самосознании личности,
раздумий о сущности бытия.
В
прозе А.Куприна, И.Бунина, других крупных
художников эпохи своеобразно выразилось сходное
устремление. Писателей привлекала не столько
история отношений любящей пары или развитие ее
психологического поединка, сколько влияние
пережитого на постижение героем себя и всего
мира. Либо на первый план повествования
выдвигалось авторское осмысление тех же
процессов. Потому событийная канва была
предельно упрощена, а внимание сосредоточено на
мгновениях прозрения, поворотных внутренних
состояниях персонажа.
Беспредельные духовные возможности человека и
его же неспособность их реализовать – вот, что
волновало Куприна, и было запечатлено уже в
ранних его рассказах. В заметке «Фольклор и
литература» он расшифровал свое представление о
причинах этой двойственности: извечно
подстерегает людей борьба «силы духа» и «силы
тела». Писатель, однако, верил в преодоление
низменных плотских влечений высокими запросами. |