У воробьев совсем так же, как у людей: взрослые воробьи и воробьихи – пичужки скучные и обо всем говорят, как в книжках написано, а молодежь – живет своим умом.
    Жил-был желторотый воробей, звали его Пудик, а жил он над окошком бани, за верхним наличником, в теплом гнезде из пакли, моховинок и других мягких материалов. Летать он еще не пробовал, но уже крыльями махал и всё выглядывал из гнезда: хотелось поскорее узнать – что такое божий мир и годится ли он для него?
    – Что, что? – спрашивала его воробьиха-мама.
    Он потряхивал крыльями и, глядя на землю, чирикал:
    – Чересчур черна, чересчур!
    Прилетал папаша, приносил букашек Пудику и хвастался:
    – Чив ли я?
    Мама-воробьиха одобряла его:
    – Чив, чив!
    А Пудик глотал букашек и думал: “Чем чванятся – червяка с ножками дали – чудо!”
    И всё высовывался из гнезда, всё разглядывал.
    – Чадо, чадо, – беспокоилась мать, – смотри – чебурахнешься!
    – Чем, чем? – спрашивал Пудик.
    – Да не чем, а упадешь на землю, кошка – чик! и слопает! – объяснял отец, улетая на охоту.
    Так всё и шло, а крылья расти не торопились.
    Подул однажды ветер – Пудик спрашивает:
    – Что, что?
    – Ветер дунет на тебя – чирик! и сбросит на землю – кошке! – объяснила мать.
    Это не понравилось Пудику, он и сказал:
    – А зачем деревья качаются? Пусть перестанут, тогда ветра не будет...
    Пробовала мать объяснить ему, что это не так, но он не поверил – он любил объяснять всё по-своему.
    Идет мимо бани мужик, машет руками.
    – Чисто крылья ему оборвала кошка, – сказал Пудик,– одни косточки остались!
    – Это человек, они все бескрылые! – сказала воробьиха.
    – Почему?
    – У них такой чин, чтобы жить без крыльев, они всегда на ногах прыгают, чу?
    – Зачем?
    – Будь-ка у них крылья, так они бы и ловили нас, как мы с папой мошек...
    – Чушь! – сказал Пудик. – Чушь, чепуха! Все должны иметь крылья. Чать, на земле хуже, чем в воздухе!.. Когда я вырасту большой, я сделаю, чтобы все летали.
    Пудик не верил маме; он еще не знал, что если маме не верить, это плохо кончится.
    Он сидел на самом краю гнезда и во всё горло распевал стихи собственного сочинения:

    Эх, бескрылый человек,
    У тебя две ножки,
    Хоть и очень ты велик,
    Едят тебя мошки!
    А я маленький совсем,
    Зато сам мошек ем.

    Пел, пел да и вывалился из гнезда, а воробьиха за ним, а кошка – рыжая, зеленые глаза – тут как тут.
    Испугался Пудик, растопырил крылья, качается на сереньких ногах и чирикает:
    – Честь имею, имею честь...
    А воробьиха отталкивает его в сторону, перья у нее дыбом встали – страшная, храбрая, клюв раскрыла – в глаз кошке целит.
    – Прочь, прочь! Лети, Пудик, лети на окно, лети...
    Страх приподнял с земли воробьишку, он подпрыгнул, замахал крыльями – раз, раз и – на окне!
    Тут и мама подлетела – без хвоста, но в большой радости, села рядом с ним, клюнула его в затылок и говорит:
    – Что, что?
    – Ну что ж! – сказал Пудик. – Всему сразу не научишься!
    А кошка сидит на земле, счищая с лапы воробьихины перья, смотрит на них – рыжая, зеленые глаза — и сожалительно мяукает:
    – Мяа-аконький такой воробушек, словно мы-ышка... мя-увы...
    И всё кончилось благополучно, если забыть о том, что мама осталась без хвоста...