Какой-то Муравей был силы непомерной,
    Какой не слыхано ни в древни времена;
    Он даже (говорит его историк верный)
    Мог поднимать больших ячменных два зерна!
    Притом и в храбрости за чудо почитался:
    Где б ни завидел червяка,
    Тотчас в него впивался
    И даже хаживал один на паука.
    А тем вошел в такую славу
    Он в муравейнике своем,
    Что только и речей там было, что о нем.
    Я лишние хвалы считаю за отраву;
    Но этот Муравей был не такого нраву:
    Он их любил,
    Своим их чванством мерил
    И всем им верил;
    А ими наконец так голову набил,
    Что вздумал в город показаться,
    Чтоб силой там повеличаться.
    На самый крупный с сеном воз
    Он к мужику спесиво всполз
    И въехал в город очень пышно.
    Но, ах, какой для гордости удар!
    Он думал, на него сбежится весь базар,
    Как на пожар;
    А про него совсем не слышно:
    У всякого забота там своя
    Мой Муравей то, взяв листок, потянет,
    То припадет он, то привстанет -
    Никто не видит Муравья.
    Уставши наконец тянуться, выправляться,
    С досадою Барбосу он сказал,
    Который у воза хозяйского лежал:
    "Не правда ль, надобно признаться,
    Что в городе у вас
    Народ без толку и без глаз?
    Возможно ль, что меня никто не примечает,
    Как ни тянусь я целый час;
    А кажется, у нас
    Меня весь муравейник знает".
    И со стыдом отправился домой.
    Так думает иной
    Затейник, Что он в подсолнечной* гремит,
    А он - дивит
    Свой только муравейник.

    * Подсолнечная - то, что находится под светом солнца, то есть земля, мир.